Вспомнив все это, он в ярости ударил кулаком по эфесу меча.

— Я знаю, что ты скажешь, Рамирес! Ты скажешь: «Имя того, кто выбирает — Судьба!» Так?

— Ну… Пожалуй, так… — казалось, что голос Рамиреса звучит неуверенно.

— Значит — мы в ответе за Судьбу!

— За Судьбу нельзя быть в ответе… — с прежней неуверенностью возразил Рамирес.

— Значит — можно! Можно все, кроме одного! Нельзя — делать человека целью!

— Смотря какова эта цель…

— Да какова бы она ни была! Кстати, какова она в моем случае — помнишь?

— Помню. Найти ключевой момент…

— Да. И что же — нашел ли я этот момент? И вообще — искал ли я его?! Нет. Я Дункану помогал в его поисках. А Дункан — совсем другое искал…

— И теперь я сам найду себе цель… — продолжал Конан. — Дункан просил дать цель ему — и я дал… Месть! И теперь я вижу, к чему это привело…

Шаг за шагом Конан все больше удалялся от города. Он знал, откуда он идет. А куда идет — не заботило его.

— Я — не буду ни у кого просить указаний! Приведет мой Путь к какому-нибудь «переломному моменту» — хорошо. Нет — значит, нет…

Долго молчал Рамирес, прежде чем ответить. Но наконец нашел нужные слова:

— Ну что ж… Если так — то я, видимо, не могу больше считаться твоим Учителем. Но все-таки одно указание я тебе еще дать могу… Посмотри вокруг! Тебе кажется, что ты идешь, куда глаза глядят? И куда же они глядят у тебя, а?

Конан посмотрел вокруг.

Все-таки Рамирес был прав. И значит, он не перестал быть его Учителем.

Конан мог бы дать любую клятву: он не выбирал дорогу. Значит, дорога выбрала его?

Не дорога — Путь…

Он стоял на том самом тракте, который вел к Катрин и ее Школе.

И из того же далека, откуда только что слышалась речь Рамиреса, долетел теперь женский голос:

— Да, любимый… Иди туда, иди!

— Как могу я… — попытался возразить Конан. И осекся на полуслове.

Словно серебряный колокольчик вывел далекую трель… Это рассмеялась женщина.

— Конечно, не можешь, любимый! Конечно, не можешь ты забыть меня… Но если Герда не ревновала тебя к Бренде, а Бренда — к Луизе, то неужели мы трое приревнуем тебя к Катрин, четвертой из нас?

И снова пропел серебряный колокольчик, но уже тише, уже в большем отдалении:

— Пора, наконец, найти тебе женщину, которая не будет стариться, как не будешь стареть и ты…

Конан ждал, вслушиваясь в тишину. И когда он уже не надеялся услышать продолжение, — вот тут-то оно и последовало.

— Помни: ты нужен там… — чуть слышно донеслось до него порывом ветра.

И больше — ни слова…

Говорили в старину: если ты уже готов уйти в иной мир — вспомни, все ли ты сделал в этом…

41

Конан почти дошел до того места, куда лежал его Путь. Он знал теперь, что надлежит ему делать.

Цель его — множить число знаний о Силе. И помогать множить число тех, кто обладает Силой. До тех пор, пока весь род человеческий не приобщится к ней…

Это работа — не на десятилетия. Пожалуй, даже и не на века.

Что ж, времени ему — не занимать. Да и не одинок он будет на этом Пути…

Пожалуй, это новый выбор для бессмертного — творить Жизнь. А если так…

Если так — зачем ему носить с собой Смерть?

Смерть мерно покачивалась при каждом его шаге, прикрепленная к поясу. Мощная, стремительная и безжалостная смерть — в лакированных ножнах с костяной рукоятью…

Меч-катана.

Много веков прошел с ним вместе этот меч, и жизней он унес не меньше, чем иная война. Не пришла ли пора им расстаться?

Конан бережно обнажил древний клинок и долго смотрел на него. А потом вложил обратно в ножны.

Потому что не было злобы в оскале дракона, голова которого красовалась на рукояти.

Потому что не меч есть все, а все есть меч.

Потому, что высшая цель меча — не приносить смерть, а дарить жизнь…

Тропа огибала холм. Сразу же за поворотом она раздвоится: основная дорога уйдет к горам, на север, а маленькая, скрытая умной травой тропинка, отклонится влево.

К Школе…

Конан сделал шаг за поворот — и замер. Всего несколько минут прошло. А Судьба уже подтверждает, что прав он был, не расставшись с мечом.

Видно, именно сейчас пришло для меча время дарить жизнь, принося смерть…

Уже не скрывала трава тропинку. Она была безжалостно измята, вытоптана четырьмя парами ног.

Четверо шли к увитому плющом дому, безошибочно выбирая путь.

Первого невозможно было спутать ни с кем. А даже если его самого не узнать, — то меч его ни с каким другим не перепутаешь.

Это — огромный меч-эспадон. Он лежит у идущего на плече, уже заранее извлеченный из ножен.

Меч второго — почти столь же велик. Сам второй из идущих к дому тоже ростом почти не уступает первому.

Лица его не видно, оно полускрыто странной маской, напоминающей забрало шлема. Впрочем, эту маску вполне можно считать его лицом…

Третий — худощав, быстр в движениях. Вместо меча у него на поясе — слабо изогнутая сабля европейского образца.

Четвертый…

Четвертый держится чуть позади, особняком. Кожа его черна и покрыта многоцветьем боевой раскраски. Под плащом не разобрать, какой у него клинок, но в руках — африканский ассегай: копье с мечевидным наконечником.

Похоже, африканец здесь на положении если не раба, то слуги. Он — единственный из всех — нагружен котомками.

Троих первых узнал Конан. Даже третьего узнал, которого видел впервые.

Это — Уолтер Райнхардт.

Прямо перед ним идет Слэн Квинс, «Красавчик Слэн». Он так бережет свое лицо, что всегда прикрывает его кованым забралом.

А тот, кто идет впереди, тот, кого нельзя не узнать, — конечно же, Черный Воин…

Все они в ТОЙ его жизни уже приняли смерть. В ТОЙ — но не в ЭТОЙ…

Четвертого Конан узнать не сумел. Возможно, мешала боевая раскраска лица.

А может быть, потому не узнал, что не привык видеть его в обществе этих троих?

Но это теперь уже не важно.

Как он почувствовал их ауру?

Это тоже сейчас не важно. Потом! (Если будет оно — «потом»…)

Как они не почувствовали его ауру?

Это тем более не важно. Не почувствовали — тем хуже для них!

Как нашли этот дом?

Это — важно, но не в первую очередь. На то он и Черный Воин, чтобы найти…

Важно другое. Что сейчас делать? Справится ли он со всеми четырьмя сразу?

Последний вопрос не имел ответа.

Конан знал, что среди смертных один боец наивысшего уровня может одолеть четверых — уровня высокого. Но это — среди смертных…

Те, кто обладает Силой, слишком редко собирались вместе в числе, превышающем два. Да и то из этих двоих, как правило, кто-то оставался один…

Все схватки — были поединками. Никогда еще не приходилось проверять, каково это — драться одному против нескольких.

А вот на вопрос, «что делать?» — ответ напрашивался сразу. Надо, использовав внезапность, подкрасться сзади — и напасть без предупреждения.

Тогда удастся снять двоих, прежде чем остальные опомнятся. Если очень повезет, — то даже троих.

Единоборства с Крагером всех Крагеров Конан не боялся: тот ведь уже дважды терпел поражение от его меча. Да и если Слэн тоже уцелеет, — двое все-таки меньше, чем четверо…

Но в этом случае под первый удар должен был попасть чернокожий…

Что-то мешало Конану принять это решение.

— Я могу вам чем-то помочь, джентльмены? — громко произнес он.

Четверо обернулись.

Говорили в старину: нельзя поступать с врагом так же, как он желал бы поступить с тобой. Иначе — чем ты лучше своего врага?

42

Обернулись четверо — и вот уже в грудь Конану смотрят три клинка. Да еще и острие ассегая, не уступающее любому клинку ни остротой, ни размерами. Но, словно не довольствуясь этим, — негр, распахнув плащ, левой рукой нащупывает за поясом свой клинок.

И уже видно: это — серповидный ятаган.

Меч сопровождает человека сквозь всю его жизнь, как бы срастается с ним. Поэтому не удивительно, что Конан сперва узнал клинок, а потом только